Поскольку это, возможно, моё последнее выступление как члена «Яблока», я обращаюсь с призывом прекратить самообман на тему наших высоких результатов, на тему возможной кражи голосов. Прекратить врать на эту тему. Делать выводы и принимать решения. И первое решение, которого я требую как член Федерального Совета партии, избранный Московской организацией, — немедленная отставка председателя партии и всех его заместителей. Это требование я выдвигаю от себя и от имени всех своих товарищей.
Я также призываю съезд партии отправить в отставку и переизбрать не менее семидесяти процентов Бюро, которое своей молчаливой покорностью покрывает некомпетентное руководство.
В заключение я хочу сказать, что не питаю иллюзий относительно сегодняшнего решения. Партийный способ существования оппозиции себя исчерпал, и любые включения и исключения просто смешны.
Поэтому я благодарю всех членов партии «Яблоко» и сотрудников аппарата, с которыми сталкивался в своей работе, которые помогали мне, и даже тех, с кем я подчас конфликтовал. Работа в «Яблоке» была для меня бесценным опытом, который я постараюсь использовать в деле создания новой, реальной оппозиции.
А членам Бюро, которым предстоит сейчас голосование, я хочу сказать, что сила в правде. И правда всё равно победит. Слава России!
Глава 10
Ещё до своего изгнания из «Яблока» я начал параллельно заниматься несколькими общественными проектами, которые не были связаны напрямую с партийной деятельностью. Году в 2004-м я познакомился с Марией Гайдар, дочерью ельцинского реформатора Егора Гайдара, — она была членом СПС. Вместе с ней, а ещё с Натальей Морарь, Олегом Козыревым и другими молодыми, активными ребятами, которые интересовались политикой, мы организовали движение «ДА!» («Демократическая Альтернатива»). Мы часто встречались, много обсуждали политику, организовывали пикеты и митинги. Время от времени мы собирались у известной журналистки Евгении Альбац, где часто бывали и другие молодые политики, в том числе Илья Яшин.
Одним из проектов движения «ДА!» (неожиданно самым успешным) стали политические дебаты.
Главным отличием девяностых от советской России стала свобода слова и прессы, невиданная в стране, десятилетиями существовавшей под давлением тотальной цензуры. Политические телевизионные дебаты тогда были всеми любимым жанром. Всем нравилось смотреть, как политики спорят и ругаются, доходило чуть ли не до мордобоя. Один из символов девяностых — Владимир Жириновский, выплёскивающий на Бориса Немцова стакан сока во время телевизионных дебатов, и Немцов, плещущий соком в ответ.
Эта знаменитая сцена разыгралась в 1995 году, а уже десять лет спустя от публичных дискуссий не осталось и следа. День за днём Кремль методично отнимал у людей только что обретённую ими свободу. Возвращалась цензура. На каждом политическом ток-шоу появились стоп-листы людей, которых приглашать было запрещено, а сами передачи превращались в постановку, причём довольно бездарную: одни люди делали вид, что они оппозиция, а вторые делали вид, что нападают на первых. Смотреть это было совершенно невозможно, а что-нибудь смотреть хотелось.
Денег на организацию больших мероприятий у нас не было, зато был огромный энтузиазм. Площадкой для дебатов стал один из московских баров. Набиралось человек четыреста-пятьсот: просто приходишь в бар, пьёшь пиво, смотришь дебаты и, если хочется, задаёшь вопрос. Первой парой дебатирующих стали блогер Максим Кононенко и Никита Белых, тогда — один из лидеров СПС и заместитель губернатора Пермского края. Ведущим был я. Мы, естественно, в первый раз не рассчитали и в зале было не то что тесно, а просто битком, но всем настолько понравилось, что такие дебаты мы решили проводить регулярно.
Участниками могли быть совершенно разные люди. Обычно мы старались звать одного молодого политика, а второго более матёрого. Приходил, например, Дмитрий Рогозин (тогда оппозиционер, а теперь уже бывший глава Роскосмоса и преданный соратник Путина) или Борис Немцов — один из самых популярных демократических политиков, годы спустя застреленный у стен Кремля. Специальное жюри, состоявшее из известных ЖЖ-блогеров, сидевших в зале, выбирало победителя. Помимо этого, я обращался к зрителям и просил их проголосовать. Было очень классно наблюдать, как первоначально явный аутсайдер благодаря своему красноречию и дару убеждения на глазах менял мнение этих нескольких сотен человек, сидевших в зале. Это и была настоящая политика.
Неожиданно дебаты стали очень, очень популярными среди политиков, активистов и журналистов. Конечно, когда я говорю «очень, очень», я имею в виду относительно небольшую группу, сидевшую в интернете и погружённую в политику, но всё-таки это были тысячи людей, до которых ещё вчера нельзя было дотянуться. Внезапно мы обнаружили, что вырвались из тесного информационного пузыря к новой аудитории.
Чем больше проект набирал популярность, тем больше это тревожило Кремль. Сначала они просто игнорировали нас, но со временем начали активно с нами бороться. Прокремлёвские журналисты писали, что мы «масштабируем неправильных личностей» и «создаём неправильные тренды». Затем они перешли к более активным действиям, начали открыто мешать нашей деятельности и всячески её дискредитировать.
Дебаты шли офлайн, и это делало нас очень уязвимыми. На владельцев заведений, где мы проводили свои мероприятия, начали давить: проверки, полиция, угрозы отключить свет — всё, чтобы они отказались сдавать нам помещение. К нам регулярно начали засылать провокаторов: придут десять человек, начнут кричать, чем-то кидаться, устроят драку, и тогда площадка нам в следующий раз откажет. Главной задачей было маргинализировать нас, мол, это никакие не политические дебаты, а просто алкаши собрались и устроили драку в центре Москвы. Посмотрите, какие они омерзительные — вон у этого кровь по лицу течёт. Разве это политика? Это балаган!
Про кровь я написал не просто так. Она была на моём лице.
На очередные дебаты пришла группа молодых людей. Пьяные, они выкрикивали оскорбления, скандировали: «Зиг хайль!», вырывали микрофон у тех, кто задавал вопросы. Со сцены я пытался их унять, но всё же это вылилось в драку, которая закончилась тем, что один из них напал на меня на улице. У меня с собой был травматический пистолет. Я выстрелил сначала в воздух, а потом в его сторону. На парня это не произвело особого впечатления, и он всё-таки бросился на меня. В итоге нас обоих забрала полиция, но дело возбуждать не стали. Нападавший оказался сыном высокопоставленного ФСБшника, и его папа не хотел раздувать скандал.
Надо признать, что Кремль тут сработал эффективно. Во-первых, перед нами вставала чисто организационная проблема: никакой клуб не хотел больше нас принимать. Во-вторых, мы понимали, что не можем обеспечить безопасность зрителей. В-третьих, провокации стали настолько ожидаемыми, что вытеснили содержательную часть дебатов. Стало ясно, что проект придётся закрыть.
Однако для меня это был хороший урок и важный момент моей политической карьеры. Я понял, что можно всё делать без денег и без протекции Кремля. Даже наоборот — вопреки Кремлю. Мне нужна была только группа сторонников, которая работала бы вместе со мной. И эту группу я нашёл в интернете.
Не раз слышал, будто это едва ли не проявление моего уникального политического чутья — что я сразу начал использовать интернет. Как визионер, предрёк наступление новой эры. Мне это, конечно, очень льстит, только к реальности не имеет никакого отношения. Я оказался в интернете, потому что у меня не было другого выбора: на телевидении и в газетах была цензура, митинги были запрещены, а мне хотелось действовать.
Раньше первое правило подготовки к политической акции гласило: разошли пресс-релиз. Если не было пресс-релиза, причём непременно отправленного по факсу, мероприятие не засчитывалось. Факсы я возненавидел и питал вполне обоснованное подозрение, что ими пользуются только в партии «Яблоко». Со временем я познакомился со многими журналистами — все они были молодые ребята, как я, и сложно было представить, что они целыми днями сидят у факса, ожидая, когда из него выползет заветная бумажка. И в какой-то момент я подумал: почему бы мне просто не использовать «Живой Журнал»? В то время это была самая популярная платформа для блогов, все журналисты сидели как раз там. Я могу просто написать: «Устраиваю акцию, приходите». А после акции написать: «Вот пара фотографий, если кому интересно». Сейчас в этом нет ничего удивительного, а тогда казалось почти революцией.