Для меня это было важно. Во-первых, к тому моменту я начал понимать, что мне не хватает знаний. Российские жулики воровали в России, а тратили наворованное на Западе. Чтобы преследовать их за границей, мне нужно было понять, как использовать законодательство США и Европы в борьбе с отмыванием денег. Во-вторых, мне было интересно посмотреть мир. Как всё работает в Америке? Как устроена система образования? После года в далёкой Кировской области хотелось новых впечатлений.
Идея программы Yale World Fellows в том, что каждый год Йельский университет отбирает пятнадцать человек со всего земного шара и предоставляет им все возможности для обучения. Например, я интересовался корпоративным управлением и правом и мог выбрать любой курс на юридическом факультете. Если этого мне было мало, то и курс на любом другом факультете. Кроме того, я мог написать любому профессору и встретиться с ним — все были готовы мне помочь. Отдельным бонусом было и то, что не существовало никаких экзаменов и тестов. А ещё в Йель можно было поехать всей семьёй: университет платил участникам программы приличную стипендию и предоставлял жильё.
Я провёл в Америке полгода, и это было прекрасное время. Единственное, что меня немного беспокоило, — повышенное дружелюбие американцев. Отвечая по сто раз в день на вопросы вроде «Как ваши дела?», «Как провели выходные?», мне, угрюмому русскому, приходилось так много улыбаться, что по вечерам у меня болели щёки. Но если говорить серьёзно (как и полагается угрюмому русскому), то всё время моей учёбы в Йеле меня окружали необыкновенно умные люди, и я гордился тем, что нахожусь рядом с ними. Такие мысли сопровождали меня там постоянно: что все вокруг умнее меня и как мне повезло. Это было очень круто.
В России я занимался борьбой с коррупцией в госкорпорациях. И вдруг я сижу рядом с женщиной из Южной Африки, которая борется со СПИДом и ВИЧ. Её зовут Темби Ксулу. Она так интересно рассказывает о своей работе, что ты понимаешь: это, может быть, важнее того, что делаешь ты.
А ещё был парень, руководитель молодёжной мусульманской организации из Индонезии. Однажды я спросил у него: «Сколько членов у вас в организации?» Я ожидал ответа типа: «Двести человек». А он ответил: «Ну, у нас не самая большая молодёжная организация — около двенадцати миллионов».
Участник программы из Туниса всё время жаловался мне, что быть оппозицией в Тунисе ужасно сложно. У вас в России, — говорил он, — есть и ютуб, и фейсбук, и твиттер, а у нас в Тунисе всё заблокировано. Работать из Франции было для него единственной возможностью продолжать свою политическую деятельность.
Мы говорили об этом в последние дни 2010 года, а в течение месяца наступила «арабская весна», и диктаторский режим в Тунисе пал. Да, это был опыт тунисского народа, но мне было очень важно и полезно узнать о нём.
Однако я не только слушал чужие истории — я продолжал заниматься своей антикоррупционной работой. В те месяцы я опубликовал своё следующее большое расследование — «Как пилят в „Транснефти“».
«Транснефть» — это крупнейшая в мире трубопроводная компания, занимающаяся транспортировкой нефти по всей России. Конечно, государственная. В середине двухтысячных у них был грандиозный проект — строительство нефтепровода из Восточной Сибири до Тихого Океана. Любая стройка такого масштаба в путинской России означает в первую очередь, что украдут на ней очень много. Даже если построят, то не в срок, плохо, с нарушениями и растащат при этом большую часть бюджета. Так было и с этим мегапроектом. Это было очевидно всем, включая правительство, и в 2008 году «Транснефть» даже проверяла Счётная палата — специальное ведомство государственных аудиторов. Проверять-то проверяла, но вот результаты этой проверки самым возмутительным образом засекретила по запросу самой «Транснефти». Я, конечно же, пытался этот секретный отчёт найти, искал и расспрашивал, и в итоге мне его прислали. Я всё прочитал, проверил и ужаснулся: украли буквально всё. На ста пятидесяти страницах доклада сухим языком, с цифрами и выкладками, было объяснено, что воровали где могли: цены на стройку были завышены в разы, подрядчиками выбирали фирмы-однодневки, зарегистрированные на офшорах, конкурсы и торги проходили с немыслимыми нарушениями, а документы о них уничтожались почти мгновенно, чтобы замести следы. По любым меркам — абсолютно вопиющий случай. И это не какие-то теоретические рассуждения экспертов или посты блогера, это официальный отчёт Счётной палаты с печатями и подписями. Украдено на этом трубопроводе было около четырёх миллиардов долларов — по тысяче сто рублей у каждого совершеннолетнего жителя России, как я написал тогда в ЖЖ.
Скандал был огромный. Главой госкорпорации был тогда и по сегодняшний день остаётся Николай Токарев — бывший сотрудник КГБ, ближайший друг Путина, с которым они сидели в одном кабинете в советской резидентуре в Дрездене. Токарев, будучи человеком крайне непубличным, в результате всё-таки высказался и обвинил меня в том, что я проходимец и что меня «облизывает Национальный демократический институт Мадлен Олбрайт». Которая, по его словам, неистово ненавидит Россию. Я тогда очень смеялся над их представлениями о мире, не изменившимися ни чуточки со времён их молодости и холодной войны.
Почти сразу после публикации моего расследования в Кировской области началась проверка по «делу „Кировлеса”» (на самом деле уже вторая. Первая состоялась, когда я ещё работал помощником Белых, но ничего противозаконного полиция не нашла, и тот эпизод быстро забылся). Видимо, так меня пытались заставить не возвращаться в Россию. Я, однако, никогда для себя такого варианта не рассматривал. За несколько месяцев я так соскучился по дому, что мне уже снилось, как я ем щавелевый борщ. Мы собрались (на четырёх человек у нас вышло восемь чемоданов) и полетели в Москву. С того момента начался новый этап моей жизни, когда каждый раз, возвращаясь в Россию, я думал: арестуют меня на границе или нет? Наступал 2011 год — год, когда всё опять изменилось.
Глава 12
Главное, чему я научился благодаря дебатам, моему блогу в ЖЖ, а потом битвам с госкорпорациями, — нужно привлекать к работе большое количество людей. Вот я нашёл коррупционную историю, пишу в ЖЖ: «Ребята, поучаствуйте, давайте вместе подавать на этих жуликов жалобы». И тысячи, буквально тысячи людей откликаются и вместе со мной эти жалобы пишут — подписываются при этом реальными именами, оставляют свои домашние адреса и телефоны. Или я пишу: «Ищу эксперта по трубопроводам, помогите найти», — и сразу же, через несколько часов, мне приходит письмо: «Привет, я эксперт по трубопроводам, какие у вас вопросы?»
Все думают, что нанять высококлассного специалиста стоит огромных денег. А я со своим блогом сделал важнейшее открытие: люди готовы помогать бесплатно, если они сами вовлекаются в процесс, понимают, что происходит и в чём польза от их помощи. Я объяснял каждый свой шаг. Я публиковал все свои запросы и все ответы на них. Люди мне доверяли и откликались, и я быстро убедился, что многие из этих волонтёров в сто раз более квалифицированны, чем люди в офисах, где мне приходилось раньше работать.
В 2010 году один из пользователей ЖЖ прислал мне новость: «Министерство здравоохранения решило создать социальную сеть для „общения медицинских работников и пациентов“». На создание этой сети объявили конкурс, начальная стоимость — пятьдесят пять миллионов рублей, а срок выполнения — шестнадцать дней. Я не IT-эксперт, но и то понял, что этого просто не может быть: невозможно сделать никакой сайт, а тем более соцсеть, за две недели. Значит, конкурс липовый — исполнитель давно известен, да и сайт наверняка готов, а львиную долю пятидесяти пяти миллионов просто договорились украсть и поделить. Я написал жалобу, и буквально в считаные дни Минздрав конкурс отменил.
После этого меня в ЖЖ просто завалили ссылками на такие же фальшивые конкурсы. Я, как обычно, бросил в блоге клич, призывая на помощь экспертов: они должны были писать профессиональные заключения, а я на основе этих заключений — жалобы. Дело пошло, но конкурсов было так много, что я уже не справлялся. Мне помогли волонтёры: сделали отдельный сайт, куда люди могли загружать информацию о коррупционных госзакупках, а эксперты через него могли эти госзакупки оценивать. А потом я понял, что волонтёров уже недостаточно, и опубликовал в блоге пост: «Ищу юриста, чтобы он писал жалобы вместе со мной». И меня завалили резюме.